Юлия Владимировна Раскина, доцент факультета экономики ЕУСПб, выступила недавно на конференции «Статистика в цифровой экономике: обучение и использование» с докладом на тему «Цифровой барьер и социально-экономическое неравенство в России: исследование по данным КОУЖ-2016». Мы рады предложить вашему вниманию краткие тезисы её доклада.
Оптимисты считают, что удешевление компьютеров, развитие инфраструктуры доступа к Интернету и сам дух интернет-сообщества, отрицающий иерархию и классовость, влечёт за собой повышение социальной справедливости, выравнивает социальное неравенство, приводит к демократизации потребления и участия в общественной жизни. Пессимисты возражают, что использование информационно-коммуникационных технологий отражает сложившуюся социально-экономическую иерархию, экономические, социальные и культурные различия. Более того, цифровой барьер может возрастать, отражая так называемый эффект Матфея, который заключается в том, что агент, уже обладающий преимуществом в некотором аспекте, продолжает его накапливать и преумножать, тогда как испытывающий недостаток в этом аспекте индивид не делает этого и оказывается в еще более уязвимой позиции («...ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у не имеющего отнимется и то, что имеет» — Евангелие от Матфея, 25:29). В контексте цифрового барьера речь идёт о том, что технически продвинутые пользователи всё больше увеличивают отрыв от своих менее успешных в освоении ИКТ (информационно-коммуникационных технологий) коллег.
Часто цифровой барьер понимают в контексте доступа к ИКТ (как правило, наличие или отсутствие компьютера и доступа в Интернет). Однако это только первый — материальный — уровень данного барьера. В литературе выделяют также следующие уровни: ментальный барьер (отсутствие элементарного опыта взаимодействия с цифровыми технологиями, вызванное отсутствием интереса либо тревожностью при взаимодействии с новыми технологиями); барьер навыков (отсутствие цифровых навыков, вызванных, например, недостаточным образованием); барьер использования (ограниченность возможностей использования ИКТ — например, польза от поиска в Интернете зависит не столько от наличия технических навыков по использованию поисковой системы, но также от навыков выбора, обработки и применения информации из множества источников).
Может ли статистика дать нам аргументы для разрешения спора пессимистов и оптимистов? Содержащиеся в проводимом Росстатом «Комплексном обследовании условий жизни населения» вопросы дают возможность построить индикаторы, которые могут служить «прокси»-индикаторами указанных выше уровней цифрового барьера. Оценивание регрессионных моделей позволяет нам с уверенностью заключить, что в России цифровой барьер существует: наблюдается социально-экономический градиент цифрового барьера по уровню дохода, образованию, месту проживания, возрасту и полу. То есть можно предположить, что пессимисты получили определенное подтверждение своей идеи. К сожалению, проследить увеличивается ли или уменьшается цифровой барьер, сложно — используемое обследование (впрочем, как и все проводимые Росстатом обследования населения) являются одномоментными, не содержат лонгитюдной составляющей. Мы не можем проследить поведение одних и тех же людей во времени. По этой причине подавляющее число требующих микроданных исследований, выполненных для России, основываются в основном на лонгитюдных данных РМЭЗ–ВШЭ. Тематически богатые обследования Росстата, выполненные на огромных по сравнению с РМЭЗ–ВШЭ выборках, к тому же репрезентативных не только для России в целом, но и для всех регионов России, практически не используются исследователями. Разговоры о включении в план выборок Росстата такой составляющей ведутся давно, и технические возможности для этого, судя по всему, имеются. Однако никакого движения в этом направлении не происходит, разработка подобного дизайна выборки даже не включена в планы работ Росстата.
Руководитель Петростата Олег Николаевич Никифоров во время дискуссии сказал, что он был приятно удивлён примером использования обследования Росстата. Однако он согласился с тем, что отсутствие лонгитюдной составляющей в обследованиях населения является их серьезным недостатком, если мы хотим использовать эти данные не только для составления конечного продукта Росстата, «итоговых таблиц» (то есть публикуемых Росстатом таблиц распределения численности населения по тем или иным признакам), но и для исследования поведения людей, выявления связей между переменными и их динамики для анализа социально-экономических процессов. Если данный доклад сдвинет мнение руководства Росстата по направлению к разработке лонгитюдного дизайна своих выборок, автор доклада будет считать это главным его результатом.