ЗЕЛЁНЫЕ ФИНАНСОВЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ

 
29.03.2017
 
Университет
 
Максим Титов
 
Лекции в Москве

Статья опубликована на портале Полит.Ру «Зеленые финансовые инструменты» 07.04.17.

Текст: Максим Руссо

Фоторафии: Наталья Четверикова

6 апреля в Библиотеке-читальне имени Ивана Тургенева в проекте «Публичные лекции "Полит.ру"» в рамках совместного с Европейским университетом в Санкт-Петербурге цикла выступил исполнительный директор исследовательского центра ENERPO Европейского университета в Санкт-Петербурге Максим Титов. Тема его лекции «Зеленые финансовые инструменты. Мировая и российская практика».

Согласно одному из последних прогнозов фантаста Артура Кларка, сделанному за несколько месяцев до смерти писателя, к 2016 году появится единая мировая валюта и это будет киловатт-час – единица измерения произведенной или потребленной энергии. Хотя официально о введение такой валюты в 2016 году никто не объявлял, ключевое значение энергетических ресурсов для дальнейшего развития мировой экономики признается всеми.

Еще одно ограничение возможностей развития человечества возникает из-за истощения природных ресурсов. Поэтому при разработке новых технологий ставится требование минимизации их воздействия на окружающую среду. Одно из направлений «зеленых технологий» развитие альтернативных возобновляемых источников энергии. Помимо этого увеличилась роль других ресурсосберегающих технологий (например, капельного орошения в сельском хозяйстве, технологий переработки отходов, создания новых видов топлива).

Возрастающая ценность энергии заставляет всех признать, что ее следует расходовать эффективно и прилагать все усилия, чтобы избежать ее потерь. Но что происходит, когда кто-то пытается внедрить современные технологии энергосбережения и энергоэффективности на практике. Это может быть владелец предприятия, который хочет модернизировать производством, чтобы экономить энергию. Или это может быть муниципалитет или собственник здания, желающий применить современные технологии «зеленого строительства», чтобы избежать неоправданных потерь тепла и других ресурсов. Такая модернизация даст экономический эффект, но финансово выгода проявится не сразу, а в течение пару лет или более.

Где взять средства на такую модернизацию? Напрашивается вариант ответа – взять кредит в банке. Но не каждый банк с готовностью дает кредиты для проектов, сроки окупаемости которых более года. Лекция Максима Титова была посвящена существующим в мире и в России финансовым механизмам, которые призваны обеспечить развитие проектов по энергоэффективности и сохранению других ресурсов.

В основу лекции был положен многолетний практический опыт Максима Титова. С 2003 по 2015 год он работал в группе Всемирного банка, где отвечал за разработку и внедрение программ по стимулированию инвестиций в энергосбережение. Он был одним из первых, кто в 2005 году начал развивать направление финансирования энергоэффективности через коммерческие банки и лизинговые компании в Северо-Западном регионе России. В дальнейшем география его работы включала Азербайджан, Армению, Белоруссию, Казахстан, Россию, Украину, а также Балканы. А в последние годы Максим Титов занимался развитием инвестиций в энергоэффективность в Египте, Иордании, Ливане, Марокко, Пакистане и Тунисе.

Как подчеркнул Максим Титов, российские предприниматели часто недооценивают масштабы возможной экономии при внедрении энергосберегающих технологий. Сопоставление данных предварительного опроса, где они оценивали сами потенциальную выгоду от экономии энергии, с данными, полученными при обследовании объектов экспертами, показывают, что реальная экономия превысит ожидаемую в два или более раз. В масштабах всей страны потенциальные выгоды оказываются просто огромными. В 2007 году в докладе Всемирного банка «Энергоэффективность в России: скрытый резерв» сообщалось: «...объем неэффективного использования энергии в России равен годовому потреблению первичной энергии во Франции. Для реализации потенциала повышения энергоэффективности необходимы инвестиции частных и государственных организаций, а также домохозяйств в размере 320 млрд долл. США».

Но пока российский сектор «зеленого финансового рынка» только развивается. Среди перечисленных в лекции форм его работы были, например, «револьверные фонды». Они были с успехом опробованы в программе развития российских моногородов. Среди городов, где проходили такие эксперименты, был Новодвинск – небольшой город на севере Архангельской области.

В Новодвинске были проведены работы по переделке построенных по проектам 1970-х годов общественных зданий: школ, детских садов и так далее, которые позволили значительно снизить потери тепла и сэкономить энергию (экономия достигла 35 %). При этом средства, сэкономленные после модернизации здания первой школы, шли на финансирования работ в следующей школе и так далее. В этом и заключается метод работы револьверного фонда (средства постоянно возвращаются и вновь уходят в следующий проект).

К сожалению, сейчас реализация подобного проекта сильно затруднилась, так как у муниципалитетов нет необходимых полномочий. Все решения должны приниматься на уровне регионов. Но большой положительный опыт применения револьверных фондов в Канаде, Болгарии и Таиланде заставляет задуматься о том, чтобы облегчить их работу и в России.

{gallery}news/2017/04_06-p{/gallery}

 

Стенограмма выступления:

Борис Долгин: Добрый вечер, уважаемые коллеги. Мы начинаем очередную лекцию цикла «Публичные лекции «Полит.ру»», и она же – очередная лекция нашего подцикла совместно с Европейским университетом в Санкт-Петербурге, одним из ведущих центров образования, науки и экспертизы в области социогуманитарного знания в России, вполне заметного и на мировой карте. Уже по предыдущим лекциям вы могли убедиться, что разброс тематик и методологий, в которых работают исследователи, вполне велик.

Сегодняшняя тема отстоит от того, с чем мы работали до сих пор, еще дальше, чем предыдущие друг от друга. Мы затрагивали на «Публичных лекциях «Полит.ру» проблематику климатических изменений, немного затрагивали проблему энергетики, но это никогда не совмещалось друг с другом и тем более с проблемами финансовых инструментов, в то время как вопросы о том, каковы могут быть механизмы стимулирования развития энергоэффективных технологий, стимулирования развития возобновляемых источников энергии – тема достаточно «горячая» и спорная.

Используются разные механизмы, существуют разные подходы, и сегодня мы будем говорить именно об этом. Наш сегодняшний гость – исполнительный директор центра ЭНЕРПО Европейского университета Максим Титов. И говорим мы о «зеленых» финансовых инструментах в мировой и российской практике. Регламент у нас традиционный: сначала лекционная часть, затем можно будет задать вопросы. Пожалуйста, Максим.

Максим Титов: Добрый всем день, мне очень приятно быть здесь сегодня. Я с удовольствием осмотрел это здание – здание страхового общества «Россия» и подумал, что в тематике «зеленых» финансовых инструментов, о которых я сегодня буду говорить, страховых продуктов-то и не хватает, для этого нужно сделать отдельную лекцию.

Я должен представиться: меня зовут Максим Титов, я являюсь руководителем исследовательского центра Европейского университета в Санкт-Петербурге, он называется ЭНЕРПО – от слов «энергетическая политика». Исторически этот центр занимался энергетической политикой Евразии, и совершенно недавно мы добавили к его задачам тематику, связанную с изменением климата, энергоэффективностью и так называемым «устойчивым развитием». До того, как прийти в этот центр работать, я больше 10 лет работал в группе Всемирного банка сначала в России, потом в других странах Восточной Европы, затем были Ближний Восток и Северная Африка, я занимался именно финансированием проектов по энергоэффективности и возобновляемой энергетике.

То есть до того, как окунуться в этот бездонный «зеленый» океан, я работал юристом – у меня первое образование юридическое, я окончил Санкт-Петербургский государственный университет, юридический факультет, «тот самый». Затем я работал в крупных компаниях с международными инвестициями. Поэтому, как бизнес воспринимает энергоэффективность, и как бизнес воспринимает эту логическую социальную ответственность, я знаю изнутри как бывший юрист крупной компании.

Пару слов нужно сказать о центре, какие задачи мы ставим перед собой. Это создание исследовательского научно-практического центра в Петербурге, которых в Москве достаточно много, а в Петербурге пока нет. Первое – это все, что касается «чистой» энергии и энергоэффективности. Второе – это то, что касается изменения климата и усиления позиций России в международной климатической повестке, включая международную энергетическую безопасность, сотрудничество в Арктике и приложения «зеленых» финансовых инструментов, о чем я сегодня буду говорить. Кроме того, мы готовим корпоративные образовательные программы для различных компаний по тематикам, которые я уже перечислил. Почему об этом нужно говорить? Когда происходят какие-то международные обсуждения в ООН или какой-то Ассоциации Восточно-Европейских исследований, то Россия всегда стоит отдельно. Возникает такое ощущение, что мы делаем гораздо больше, чем о себе говорим.

Может быть, мы неправильно это говорим, неправильно это представляем, но когда выходишь с презентацией на международную аудиторию, говорят обычно так: «А у вас и это есть? А мы думали, что вы сидите там со своим газом и нефтью, и вас никакая климатическая повестка не интересует». А оказывается, это у нас есть, и я сегодня приведу примеры не только из международной практики по «зеленым инвестициям» и «зеленому финансированию», но и из российской тоже. Есть интересные примеры, они заслуживают того, чтобы люди о них знали.

Итак, что я хотел бы рассказать? Определение «зеленых проектов». Мы говорим о «зеленых финансовых инструментах», давайте разберемся, что я имею в виду под «зеленым». Какие источники финансирования для такого рода проектов вообще существуют в мире, и как это все работает. Потенциал финансирования, о чем мы вообще говорим, почему про это нужно говорить, почему это имеет значение для экономики России. Нам нужно много денег на природоохранные программы, а денег у нас нет, и по известному выражению премьер-министра мы «держимся». Но есть инструменты и механизмы, которые мы можем задействовать, которые нам позволят сочетать бюджетное и частное финансирование и реализовать проекты. Виды финансовых инструментов, то есть как это можно сделать. И примеры проектов, что я уже сказал.

Итак, об определениях. Когда в 2005 году я начал заниматься проектом по стимулированию инвестиций в энергосбережение в рамках группы Всемирного банка Международной финансовой корпорации, мы рассматривали проекты для финансирования в следующих трех отраслях. Это энергоэффективность, то есть удельное снижение энергопотребления, удельное снижение энергоресурсов на единицу выпускаемой продукции. Это ресурсоэффективность, то есть более рациональное использование любых ресурсов: воды, сырья, материалов, это также и более рациональное обращение с отходами. И это возобновляемая энергетика: ветер, солнце, вода, воздух – все, что вы можете или не можете себе представить. Ключевым для понятия «зеленых проектов» является снижение воздействия на окружающую среду или уменьшение потребления ресурсов.

Примеры «зеленых проектов», что-то вы можете сами вспомнить. Если мы говорим об энергоэффективности, то это может быть замена какого-то устаревшего двигателя, переход на более чистые виды топлива – это больше касается транспорта. Возобновляемая энергетика – это солнечные панели и «ветряки», но в действительности возобновляемая энергетика существует давно, у нас есть большие гидроресурсы, которые тоже относятся к возобновляемой энергетике в той или иной степени. Был интересный опыт: один коммерческий банк в России внедрил программу кредитования энергоэффективных проектов для своих клиентов, и на первую страницу своей сделанной брошюры они поместили ветряк. Потом мы взяли эту брошюру и выборочной группе людей ее показали и спросили: «Что вы об этом думаете? Если вы – клиент банка, то пойдете ли вы в этот банк за кредитом, увидев эту брошюру?». Все сказали, что не пойдут, потому что к ним ветряки не имеют никакого отношения, все занимаются своим маленьким бизнесом – пекарней или небольшим кирпичным заводом, и ветряк совершенно не для них.

Промышленность и сельское хозяйство –это те области, где может быть переход на новые технологии. Конечно, не для того, чтобы снизить негативное воздействие на окружающую среду, и не для того, чтобы бороться с глобальным потеплением. Частный российский бизнес и любой другой бизнес думает прежде всего о своей прибыли и о снижении операционных затрат, что является увеличением объема производства, повышением качества продукции.

В сельском хозяйстве все то же самое, там еще большое внимание уделяется воде. Переход на новые технологии, связанный с орошением, скажем, капельное орошение, приносит вам гораздо лучший результат, с точки зрения объемов производства и качества, и гораздо меньшие затраты воды, чего пока мы с вами не очень понимаем: у нас огромные реки, и мы считаем, что этот ресурс бесконечен. Но тем не менее в южных регионах России этому вопросу надо уделять внимание. И еще ЖКХ, обращение с отходами.

ЖКХ – это такая отдельная тема. Если в целом потенциал России по «зеленым инвестициям» и по потребностям в энергоэффективности рассматривать, то ЖКХ – это примерно одна треть. Что касается новых зданий, которые сейчас строятся, то с ними более-менее понятно: есть новые стандарты, и они должны соответствовать этим стандартам. Но есть огромное количество старых зданий, и москвичам повезло, что «хрущевки» сносят, в Петербурге их никто не сносит. Когда на эти здания какой-нибудь специалист с тепловизором смотрит зимой, они все в красном цвете, потому что то отопление, которое там внутри, фактически топит атмосферу. Но это бюджетные проекты и здесь очень сложно найти правильный подход к финансированию.

Что касается потенциала энергоэффективности. Давайте посмотрим на очень интересную вещь – это сайт Международного энергетического агентства, там можно добавить любую страну и посмотреть на интенсивность потребления энергоресурсов. Для примера я взял несколько стран: Россию (это бирюзовый цвет), Китай (желтая линия), Иран, Саудовская Аравия, США, Индия и Бразилия. Я взял развитые страны – США, развивающиеся страны – Индию, КНР и Бразилию, и взял «монстров» нефти и газа – Иран и Саудовскую Аравию, чтобы посмотреть, сколько энергоресурсов мы тратим на единицу продукции. Чтобы показать, что как бы мы сейчас ни сравнивали рациональное потребление энергоресурсов, нам в России есть, чем заниматься, у нас есть задача существенно снизить энергопотребление, потому что мы тратим ресурсов гораздо больше, чем страны, которые с нами конкурируют либо на рынке нефти и газа, либо в каких-то технологиях, либо являются сходными с Россией по темпам экономического роста и по роли стран с переходной экономикой. И это очень важно, потому что это один из мотиваторов для того, чтобы что-то делать.

В действительности у нас ситуация постепенно улучшается, с 2009 года идет постепенное снижение энергопотребления. Оно было связано в том числе и с выводом старого советского оборудования с производств, потому что крупные частные предприятия цикл большой модернизации уже успешно прошли. Остался транспорт, осталось ЖКХ, общественные здания и сектор генерации, который ответственен за большое потребление. Делать нужно много, и для этого нужно много денег. Откуда берутся источники финансирования? Есть два больших блока. Все, что касается частного капитала, и все, что касается «публичных» источников финансирования.

Частный капитал, корпорации – это те проекты, которые компании финансируют сами. Когда я работал в программе по стимулированию инвестиций в энергосбережение, мы работали с компаниями реального сектора экономики в России, да и в других странах: Белоруссии, Армении, Марокко, Иордании, Ливане, Египте и так далее. Компании могут какие-то проекты выполнять за счет своих собственных средств. Когда мы делали исследования по России того, на что хватает денег малому и среднему бизнесу, выяснилось, что в 2008-2009 году у них хватало денег на то, чтобы сделать проект стоимостью 1-2 миллиона, дальше денег уже не было.

Домохозяйства, банки и различные частные инвестиционные фонды, которые могут финансировать длинные проекты – проектное финансирование. Публичные источники финансирования, к которым относятся, прежде всего, международные банки развития, такие, как Всемирный банк, Международная финансовая корпорация и другие международные наднациональные институты. Есть такие двусторонние финансовые организации, как Французское агентство развития AFD, немецкое DAG и так далее. Практически каждая уважающая себя западноевропейская страна, Америка и Япония имеют такой двусторонний фонд, который работает в странах с переходной экономикой или в развивающихся странах, финансируя проекты, связанные со снижением воздействия на окружающую среду, с водой, с энергоэффективностью, с возобновляемой энергетикой.

Есть специальные климатические фонды, это недавнее изобретение, существует лет 10. Это наднациональные фонды, куда страны-участники перечисляют каждый год определенный объем финансирования, и затем эти фонды определяют для себя приоритеты. Есть фонды, которые работают только в определенном регионе, например, в Латинской Америке или в Африке. Есть государственные программы, здесь можно привести пример российской госпрограммы энергоэффективности, которая была принята, я недели две назад присутствовал на докладе в Министерстве энергетики о ходе реализации этой программы. После указа президента и федерального закона об энергосбережении 2009 года, когда нам было сказано, что к 2020 году мы должны на 40% снизить энергопотребление, в эту программу было записано очень много позиций, что нужно сделать, всем было расписано, губернаторам было предписано каждый год повышать энергоэффективность на 3%-5%. И в программу было заложено довольно много денег. Сейчас там осталось меньше 100 миллионов рублей, в основном на то, что касается информационной компании. То есть, нужно говорить, что энергоэффективность – это важно, но на финансирование каких-то конкретных проектов, к сожалению, денег нет. С 2014 года международное финансирование отсутствует, а свое пока что находится не в очень хорошем состоянии.

Международные банки развития. Как я уже сказал, Всемирный банк, Международная финансовая корпорация представляют займы странам-участникам на уровне Международного банка реконструкции и развития. Это займы, связанные обычно с гарантиями. Преимущества работы с международными банками, если вы являетесь крупным предприятием и хотите привлечь какие-то крупные деньги, в том, что у них наивысший кредитный рейтинг. Они настолько большие, что все международные богатые организации дают им деньги на очень выгодных условиях, так называемый рейтинг ААА (triple A), то есть они могут дешево привлекать деньги. Поскольку у них мандат как у организации развития содействовать не только экономическому росту, но также в работе этих структур важен и социальный аспект, то, соответственно, предоставлять эти деньги в кредит эти структуры могут тоже на очень специальных условиях.

Я не люблю говорить о деньгах, которые стоят дешево, потому что, на самом деле, это – неправильное ощущение, если вы занимаетесь энергоэффективностью и снижаете свои энергозатраты на 30%, то не важно, сколько у вас стоят деньги, вы все равно за счет этого снижения можете окупить весь проект, включая процентную ставку по нему. Даже коммерческого банка. Я потом приведу пример.

Международная финансовая корпорация работает с частными компаниями на рынках развивающихся стран, стран с переходной экономикой. То есть, она может непосредственно предоставлять кредиты, участвовать в капитале частных, в том числе и российских коммерческих предприятий на какие-то большие проекты, связанные с модернизацией.

Вот пример такой государственной американской программы: USAID Development Credit Authority – это был такой интересный механизм с частичной гарантией по кредитам. Когда у вас есть какой-то интересный проект, и есть заемщик, но риски, связанные с этим проектом, или риски, связанные с этой страной или конкретным заемщиком, достаточно высокие, то вы можете задействовать такой гарантийный механизм за счет достаточно большого объема финансирования. Эта гарантийная программа может предоставить гарантию как на конкретный кредит какому-то предприятию на выполнение проекта, скажем, на замену производственной линии, так же это может быть гарантия на портфель. Это значит, что, если у вас есть коммерческий банк, то он берет кредит в Международном агентстве и дальше эти деньги продает уже в розницу своим нескольким заемщикам, и вы на этот портфель можете выдать частичную гарантию. И дальше еще есть гарантия, когда конечный заемщик не определен. Все проекты, которые отвечают критериям А, В и С – это проекты по энергоэффективности, возобновляемой энергетике, ресурсоэффективности, если там эти критерии соблюдены, вы можете воспользоваться этой гарантией.

Что значит эта гарантия? Для того, кто деньги дает, она повышает вероятность того, что деньги вернутся обратно. Если я как финансист не уверен в вас, а вы просите миллион – такого рода запросов приходилось много встречать в начале – никаких гарантий по этому проекту нет, а сам проект очень красивый, но за ним не стоит ни опыта, ни каких-то понятных финансовых потоков, то риски слишком высоки, денег не дам. Такая программа по гарантированию очень хорошо работает. Для нее нужно достаточно много денег. Но это как такой мультиплицирующий эффект: если у вас есть миллион долларов на гарантии, вы можете на 10 миллионов долларов профинансировать проект, это удобнее и проще, чем выделять напрямую 10 миллионов на финансирование.

В чем сложности привлечения капитала, с чем на самом деле сталкиваются страны с переходной экономикой, развивающиеся страны, когда речь идет о каких-то «зеленых проектах»? Необходимы новые технологии, нужно оборудование, которое у нас не производится. Мы этими технологиями не владеем, и они, и оборудование стоят дорого. Для того, чтобы привлечь капитал на местном уровне, капитала не достаточно, или срок окупаемости этого проекта выше, чем местные банки могут себе позволить. К примеру, когда мы делали проект в России, российские банки могли выдавать кредиты предприятиям малого и среднего бизнеса максимум на три года. Если приходили предприятия, у которых проект окупался за 4-7 лет, банк отказывал просто по той причине, что таких длинных денег у него нет. Если Международная финансовая корпорация открывала такому банку кредитную линию на 6-7 лет, это уже давало возможность выдать кредиты гораздо большим количествам предприятий.

Дальше следующий момент: банки и фонды смотрят на новый и непривычный для них, с точки зрения технологий, проект, как на технически сложный, и полагают, что у такого проекта повышенный риск. Это значит, что при прочих равных дадут кредит на то, что уже известно. Для покупки велосипеда человеку дадут кредит, он сядет и поедет. А вот девушка, которая ехала на электрическом колесе, непонятно, как держала равновесие. Но такой проект я бы не профинансировал, потому что она может упасть с этой штуки, разобьет голову, и кто мне потом вернет эти деньги?

Далее. Во многих странах отсутствует законодательная база для стимулирования «зеленого финансирования», недостаточно проработан вопрос – кто, кому и в каком случае должен? По этой причине не работают сложные схемы финансирования. Очень сложные схемы я сегодня рассматривать не буду. Я выбрал три мои любимые, для которых у нас в России всего достаточно. Кто-то говорит, что нужно менять законодательство, – это неправда, законодательства достаточно, чтобы всем этим заниматься.

Это очень красивая и сложная схема, которая напоминает какую-то дорожную развязку. Это объем глобального финансирования в 2013-14 году на все, что связано с вопросами «зеленых технологий». Это часто еще называют climate finance - «климатическое финансирование», оно связано с Парижским климатическим соглашением, которое Россия два года назад подписала и пока не ратифицировала. Уже 192 страны мира подписали его, 145 стран ратифицировали. Хлопонин обещал, что скоро его ратифицируют. По этому соглашению все страны должны снижать объемы вредных выбросов. Для того, чтобы это сделать, многим странам понадобится финансовая поддержка на замену оборудования и переход на новые технологии. На этой схеме есть национальные, двусторонние и многосторонние климатические фонды, желтым выделен частный капитал, корпоративные домохозяйства и операторы проектов. А также есть посредники (выделены в середине серым цветом): это все, что касается банков, институциональных инвесторов и венчурного капитала, инфраструктурных фондов. Верхняя строчка говорит нам о том, что всего было профинансировано почти 400 миллиардов долларов проектов. Огромный рынок, который уже есть, и он будет становиться только больше. Если посмотреть на регионы (нужно смотреть табличку 7), то очень большая часть этой суммы пошла в регион Юго-Восточной Азии и Тихого океана, Западной Европы, Америки. Япония, Корея, Израиль – отдельно, Латинская Америка, Южная Азия и дальше идет Центральная Азия и Восточная Европа. Это объем финансирования по регионам.

В правой колонке таблички 3 видны национальные, двусторонние, многосторонние и правительственные агентства – сколько и кто профинансировал. Национальные финансовые институты – 67 миллиардов долларов, многосторонние – 46 миллиардов. У кого есть деньги на финансирование «зеленых проектов».

Здесь в верхнем ряду указаны Австралия, Канада, Европейский Союз, Франция, Великобритания, Германия, Япония, Норвегия, США, Дания и другие. Первый ряд – это те страны, которые создали свои собственные национальные финансовые институты, помогающие реализовать проекты в области климата, экологии, энерго- и ресурсоэффективности и возобновляемой энергетики, то есть это страны, финансирующие проекты в других регионах.

Дальше есть отдельный блок многосторонних институтов, есть несколько больших фондов – Глобальный климатический фонд, Глобальный экологический фонд, и есть многосторонние агентства, связанные с ООН, которые имеют разные задачи, я не буду на них подробно останавливаться, можно будет посмотреть в презентации.

На самом деле, деньги у товарищей есть. Как их получить оттуда – другой вопрос. «Зеленый климатический фонд» – 10 миллиардов долларов, «Климатический фонд Британии» – 6 миллиардов, Норвегия, отдельный фонд есть у компании «Амазон», которая финансирует «зеленые проекты». Для нас с вами будет интересно все, что касается Jeff Trust Fond, потому что Глобальный экологический фонд исторически много проектов делал в России. В том числе и наша программа по инвестициям в энергосбережение, в частности, финансировалась Глобальным экологическим фондом. Деньги давались на создание консалтингового блока, на то, чтобы была специальная команда, которая работала бы с банками и с предприятиями и объясняла, что такое «зеленые проекты», как их можно структурировать и финансировать, почему этим надо заниматься. Без этой консалтинговой составляющей ни одна программа такого финансирования ни в одной стране толком не работала. Если просто пытались выделять деньги, то в бОльшей части случаев деньги оставались лежать там, где лежат.

С Глобальным экологическим фондом сейчас ситуация такая, что для России эти финансирования заморожены, к сожалению, мы не можем сейчас использовать эти деньги. Есть очень большой проект в Арктике по экологии и по биоразнообразию. В последнем выступлении нашего министра природоресурсов Сергея Донского говорилось, что мы очень хотим, чтобы этот фонд заработал, и мы предлагаем собственное софинансирование этого фонда. Россия предлагает 200 миллионов долларов в этот фонд, чтобы он вернулся в Россию и начал работать.

Еще один интересный проект Глобального Экологического фонда был вместе со Всемирным Банком: финансирование открытия большой кредитной линии Внешэкономбанку на проект по энергоэффективности, который был начат в 2012 году. Он не утвержден до сих пор. Проект предполагал, что Всемирный банк под гарантии Минфина выдаст Внешэкономбанку 300 или 500 миллионов долларов, Внешэкономбанк найдет еще где-то примерно столько же, и тогда Глобальный Экологический фонд даст примерно 20 миллионов долларов на консалтинговую поддержку, то есть, на создание инфраструктуры в регионах, на оценку и подготовку проектов для финансирования. Это был очень важный и большой проект, он был ориентирован на энергоемкие отрасли, на большие предприятия, которые потребляют много энергоресурсов, которым нужна помощь для того, чтобы выполнить свои проекты. Но, к сожалению, все это пока остается на уровне проекта.

На этом слайде важна та часть, которая касается увеличивающегося графика – это «процентовка» того, сколько идет грантов в общем объеме финансирования климатических и экологических проектов, сколько идет денег на гранты, сколько идет денег на кредитные линии со специальными условиями, потому что речь идет об экологии и энергоэффективности. Вот это – гранты, это – кредитные линии, и дальше маленькая тоненькая полосочка, которая состоит из двух частей: это гарантии и участие в капитале. Основная часть – это гранты и кредиты. Хотя кажется, что 400 миллиардов – это много, но в действительности, по оценкам к Парижскому соглашению, что обсуждалось в Марракеше в ноябре на последнем климатическом саммите, чтобы глобальная температура в мире не повышалась, а удержалась на двух градусах увеличения, нам нужно от 13 до 16 триллионов долларов вложить. И многие развивающиеся страны говорят, что без международной помощи им никак это не осилить.

Что касается финансовых инструментов как таковых – как эти деньги используются, через какие инструменты эти деньги можно направлять? Револьверные фонды или вообще различные фонды, банковское кредитование – это то, чем мне пришлось много заниматься, и именно эта вещь очень хорошо работает, потому что сочетает в себе и частное, и государственное финансирование и обеспечивает контроль за целевым использованием средств, что очень важно в нашей с вами ситуации. Здесь очень четко виден результат, потому что акционеры банка заинтересованы увидеть, куда деньги потрачены, как они были использованы. Также гарантии покрытия рисков – эта программа была для России предоставлена с помощью международных программ помощи. Банки, которые получали кредитную линию от Международной финансовой корпорации на «зеленые проекты», не могли воспользоваться частичной портфельной гарантией. То есть, если я, как коммерческий банк, профинансировал на 100 миллионов долларов проектов, на этот портфель 100 миллионов долларов я получаю частичную гарантию на то, что какие-то проекты не сработают, я как банк потерплю убытки, но это снижает мой риск на портфель и помогает мне соблюсти некий внутренний баланс. Что удивительно, банки этой программой не воспользовались. Они сказали, что нам нужны «живые» деньги, мы не хотим гарантий. «Длинные» деньги если дадите, то мы прекрасно справимся сами, без всяких гарантий, потому что мы знаем наших клиентов.

Программа содействия – это, как я уже говорил, программа без консалтинговой поддержки, без помощи выстраивания цепочки между банком, поставщиком оборудования, поставщиком услуг и той компанией, которая этот проект реализует, ничего не получается. Это тоже важный момент. И страновые «зеленые фонды», которые создаются для разных интересных задач.

Теперь – коротко, в чем идея. Вот «револьверный фонд» – это было конкретное предложение для нашей российской организации, которая называется «Фонд развития моногородов». В условиях ограниченных ресурсов и того, что у нас моногородов больше 200, а денег у них всего было по 30 миллиардов на один город, то есть, не очень много, мы предлагали им вариант, который обеспечивал им возможность выбрать проекты с определенным сроком окупаемости, и финансировать довольно быстро, задействуя деньги в фонде и деньги прочих частных инвесторов.

В чем заключалась идея? Представьте себе город Новодвинск. Там есть средняя школа, построенная по типовому проекту 70-х годов. В столовой и спортзале там пятиметровые потолки, огромные окна, и все это сделано из бетонных панелей. Проект этот подходит для Краснодара и Ростова-на-Дону. В Новодвинске, где полгода темно и очень холодно, никакого смысла все это отапливать и освещать не имеет. В школе холодно, дети болеют, много денег тратится на отопление. Что сделали местные власти? Муниципалитет принял специальное распоряжение о том, что они берут небольшой кредит у специальной норвежской экологической программы, который идет на снижение энергозатрат в школе, на модернизацию школы. По ней аудиторами был разработан энергопроект, обещано снижение энергозатрат на 30% в результате замены всего того, что связано с отоплением. Они уменьшили высоту потолка в столовой и в спортзале, сделали окна по размеру более подходящими для Архангельской области по климатическим условиям, по освещенности, поставили индивидуальный тепловой пункт, и по факту экономия была 35%. По одной школе. Так вот, по условиям этой сделки муниципалитет должен был эту экономию пустить на следующую школу. Или на детский сад или поликлинику – на какое-то общественное здание. Таким образом деньги приходят и уходят. И инвестор понимает – вот сделан один проект, вот второй, вот третий проект.

Схема очень хорошо работала в Новодвинске, мэр с большим удовольствием докладывал. Они сделали четыре таких проекта, затем там сменилось руководство, и на этом все закончилось. Потом мы пытались этот проект продать в другой регион России. Там местное руководство посмотрело и сказало, что проект замечательный, но, когда его стали разрабатывать, пришла прокуратура и сказала, что это нарушение Бюджетного кодекса, нужно сразу назначить человека, который сядет в тюрьму, и все тогда будут довольны. То есть в одном регионе это работало, в другом – нет. Сейчас у муниципалитетов нет таких полномочий, это вообще ушло на уровень регионов. Чтобы запустить эту схему, надо договариваться с Архангельской областью. Но эта схема работает: в Таиланде она была обкатана Европейским банком Реконструкции и развития, в Болгарии, в Канаде схема револьверных фондов прекрасно работает. Давайте, посмотрим на их опыт и у себя такой же проект сделаем. Я в это верю.

Следующий большой раздел – банковское кредитование. Что здесь было сделано? Было сделано большое исследование по пяти федеральным округам, по пяти отраслям. Оно довольно старое. Это совершенно конкретный проект в одном из российских южных регионов. 625 компаний принимали участие в опросе. Мы их спрашивали о том, что они могут сказать про экономию ресурсов. Они сказали: мы можем сэкономить примерно 5-9% на охлаждении, на сжатом воздухе, на отоплении, воде, электричестве и газе. А на самом деле реальная экономия, если изменить оборудование, перейти на новую технологию, будет до 30%. По сжатому воздуху потенциал экономии доходил до 30%. Мы приехали на одно авиаремонтное предприятие. Они красили самолеты, и у них было несколько цехов, в каждом использовалось очень много сжатого воздуха. Компрессорный цех был отдельно. И, когда наш инженер-энергетик задал вопрос энергетику предприятия: «Какие у вас потери в сетях, сколько вы теряете?», тот ответил, что потерь нет, все хорошо. На сутки поставили измерительную аппаратуру, совершенно бесплатно, и увидели – сколько. Нам пришлось посадить за один стол владельца предприятия, коммерческого директора, технического, главного инженера и представителя банка, который это фиксировал. И когда через некоторое время мы показали владельцу предприятия, что он теряет, по-моему, пять тысяч долларов в месяц на том, что у него старые трубы, и из них идут очень большие утечки сжатого воздуха, то его реакция была совершенно не литературная, не могу ее здесь передать. Адресована она была главному энергетику, который ответил, что всегда говорил о том, что трубы надо менять, а это означает капитальные затраты. И зачем это нужно делать, если я не знаю, сколько я трачу – как я могу это понять?

Дальше наступает парадокс, который мы назвали «парадокс энергоэффективности»: из опрошенных компаний 64% сказали, что поставили бы новое оборудование, но на это не хватает денег. 24% все-таки обратились в банки за деньгами, осмелились попросить. И 90% из этих осмелившихся деньги получили. То есть это говорит о том, что еще осталось восприятие – «берешь чужое на время, а отдаешь свое, и навсегда». Это речь идет о малом и среднем бизнесе. Уровень финансовой грамотности нужно повышать не только в школах, но и в бизнесе. Потому что очень часто основной бизнес владельца предприятия – продажа и производство. Ему некогда думать о железках. Человек, который о них не думает, получает зарплату за то, что все работает. Если все остановится, его выгонят и наймут другого. Но нигде у этого технаря не написано, что он должен думать еще и об экономии и уметь это транслировать в рубли и процентные ставки, в доллары, в окупаемость и так далее. Финансового директора или менеджера, который был бы способен это оценить на таких предприятиях часто нет. Все зависело здесь от банкиров – насколько они могли убедить.

Какие барьеры? Почему инвесторы не идут в проекты, связанные с «зелеными технологиями», в экологию и эффективность? Я выписал несколько. Не основной бизнес. Один крупный федеральный банк из первой десятки сделал замечательную кампанию для своих клиентов: по всем своим основным региональным филиалам они собирали «любимых клиентов» и рассказывали им о том, какой замечательный новый кредитный продукт для снижения энергозатрат запускается, приглашали приходить. Потом звонят и говорят:

– Знаете, Максим, а клиенты не хотят приходить.
– Почему? А как вы с ними разговариваете?
– А мы послали им приглашения, что у нас тут про энергоэффективность.
– И что вам ответили?
– Ну, вот я позвонил на хлебозавод, а там сказали, что они не продают энергоэффективность, а продают булочки, и они не придут.

Энергоэффективность, экология, энергосбережение – это не является для них основным бизнесом, или для нас, для вас. А с чего же начать? С того, что понять – сколько потребления по цехам? А как посчитать и кому верить? Кстати, «кому верить?» – это важный вопрос. Очень маленький опыт общения с внешними консультантами, очень большое количество консультантов на рынке, которые больше говорят, а результат не всегда положительный. Деньги держат для того, чтобы закупить сырье, а денег на замену оборудования нет, кредит взять не могут.

Оценка рисков здесь больше касается самих инвесторов, таких, как банки. Если банк не понимает техническую специфику проектов, то процентная ставка будет высокая. Денег нет – это понятно. Нет информации – это тоже вопрос нестандартных решений. И нет знакомых между собой участников рынка. В принципе, я вижу, что большую роль за последние 5 лет начинают играть поставщики оборудования. Уже даже западные крупные российские компании – «Сименс», «Теплоком» – они все делают свою рекламу и говорят не о том, какое красивое, новое и современное оборудование, а о том, сколько это оборудование сэкономит. Даже большие вычислительные центры говорят о том, что «наше новое оборудование не такое энергоемкое как старое, меняйте свое на наше, и это будет хорошее решение, которые вы примените».

Как выглядит вариант решения с банками? Международная финансовая корпорация предоставляет кредитную линию банку, он эту линию раздает своим клиентам в виде кредитов или лизингового финансирования. На месте банка может быть лизинговая компания, может быть микрофинансовая компания, которая точно так же финансирует своих клиентов. Это простая схема. Более сложная схема, когда сюда еще приходят поставщики, и начинаются схемы финансирования через поставщика, или выполнение какого-то проекта «под ключ». Схема немного более сложная, но банки тоже такого рода проекты финансируют.

В Северо-Западном регионе компания, которая строит котельные «под ключ», участвовала в тендере на строительство муниципальной котельной, и им нужно было, по условиям тендера, прийти со своим финансированием. Потому что, как это обычно бывает, деньги на строительство котельной придут в муниципалитет в декабре, а котельную нужно построить летом, пока тепло. И банк профинансировал поставщика, чтобы эту котельную смонтировать и поставить. Все были довольны: поставщик получил возможность реализовать проект, деньги он потом получил из муниципалитета, а банк этого поставщика знает давно, давно с ним работал, понимает, что, если этот поставщик туда идет, значит, он уверен в своих возможностях, и этот проект профинансировал. За период с 2009 – 2016 годы глобально, по всему миру, со 110 миллионов долларов до 4 миллиардов долларов вырос объем по таким проектам.

И та же схема, но с другой стороны: международная структура предоставляет консалтинговую поддержку и финансирование в виде кредитов, гарантии или торгового финансирования коммерческому банку, который затем может финансировать все что угодно: малый и средний бизнес, корпоративных клиентов, товарищества собственников жилья или физических лиц, или сервисные компании, или муниципалитеты. Все зависит от возможностей банка. Если у коммерческого банка стратегия «как можно больше малого и среднего бизнеса» – это один подход, если стратегия ритейла – это другой подход. Консультационная поддержка здесь очень важна, но я не буду на этом останавливаться, лучше расскажу про «зеленый фонд».

Еще хотел сказать про работу с банками – это фактор успеха. Коммерческий банк в России говорит: «Тарифы будут расти, приближаться к мировым, мы это знаем. Мы любим своих клиентов и хотим, чтобы они были с нами надолго, чтобы малый и средний бизнес росли. В нашем регионе ситуация очень конкурентная, приходят крупные игроки, федеральные и международные банки, мы хотим удержать свою клиентуру. Вместе с тем, клиенты, которые не снижают свои операционные затраты, которые не обращают внимания на стоимость ресурсов, нам не нужны, потому что они завтра окажутся банкротами. Банкроты нам не нужны. Это – первый момент. Второй момент: сейчас мы финансируем малый и средний бизнес, в основном, на торговые операции. Кредитная линия – 1 год. Нам каждый год надо обновлять наш портфель. У меня – 100 человек операционных сотрудников работает на то, чтобы этот портфель поддерживать. Если у меня будет часть портфеля – один год, а часть портфеля – 3-5 лет, модернизация какого-то оборудования, более «длинные» кредитные программы, значит в целом портфель будет более стабильным. На 3 – 5 лет я могу что-то прогнозировать, планировать, сколько нужно денег, сколько можно потратить, какие будут показатели прибыльности».

И они сделали целевой кредит, обучили всех сотрудников банка, чтобы те могли разговаривать на эту тему. Мы спросили сотрудницу одного банка: «Как вам удалось всем своим клиентам продать кредит на энергоэффективность?» Она ответила: «Как удалось, как удалось? Ходила и говорила, ходила и говорила: «Надо менять, надо менять». Раз пришла, два пришла, и четыре приду, пока кредит не возьмут». Она всех смогла убедить. У них в банке очень хорошо вырос кредитный портфель. Они были таким «пионером», кредитовали только проверенные технологии, никакого «превращения воды в вино», все только стандартные апробированные технологии. И сейчас любой фонд, любой большой банк, любой международный инвестиционный фонд, который ищет в России опытного игрока рынка, чтобы профинансировать оптом «зеленые технологии», может прийти и сказать: «Покажите мне ваш портфель. О, я вижу, что вы умеете этим заниматься!» Вся эта история, я надеюсь, для банка на этом не закончится, потому что они пошли в другие сферы и стали задумываться, что может банк финансировать в муниципальном секторе.

Еще один пример. Была инвестпрограмма крупной компании, которая стоила 36 миллионов долларов со сроком окупаемости до 4 лет, и из чего она состояла: это внедрение систем энергоменеджмента, модернизация энергоснабжения, модернизация электродвигателя, модернизация компрессоров, модернизация печей и коагуляционная установка. Все это должно дать 25% экономии на электричестве, 10% экономии по газу. Это уже пример средне-крупного заемщика. Если посчитать портфель всех банков, с какими приходилось работать, то там уже, наверное, профинансировано более 500 миллионов долларов. И от Латинской Америки до Юго-Восточной Азии у всех банков примерно одинаковое преимущество – они изложены на этой странице. Если вы начинаете это первым, то у вас преимущество первопроходца. Вы запускаете какой-то конкурентный продукт, которого нет у других.

Что мы увидели на Ближнем Востоке, например? Там банки стали очень бороться за клиентов в малом и среднем бизнесе. Они все умели работать с крупным корпоративным заемщиком. Но с малым заемщиком они работать не умели. Когда корпоративных клиентов стало меньше, они все побежали за малыми заемщиками, которые всегда себя лучше вели в трудные времена. И для банков это была возможность выделиться среди других. «Только у меня есть «зеленый кредит», больше ни у кого нет, прибегайте все ко мне!». Банкир должен суметь объяснит клиенту, почему для него это выгодно, откуда возьмется дополнительный денежный поток от энергосбережений, и в какой части – полностью или частично – он покроет выплаты по кредиту. Это позволяет перенести акцент в переговорах о стоимости финансирования со стоимости и с процентной ставки на срок кредита и на его объем.

Монетизация клиентской базы. Новые каналы продаж – это работа с поставщиками. Совершенно чудесный пример – коммерческий банк в Ливане, который существует уже почти 100 лет. Они подписали соглашение, что запускают энергоэффективные кредиты для всех своих клиентов. Возглавляют банк два брата, очень харизматичные: один всю жизнь в политике, другой всю жизнь в искусстве. Одному 85 лет, другому 80. И они согласились, что банк должен быть ответственным, Ливан – страна маленькая, надо беспокоиться за экологию, и клиентов надо воспитывать. Кстати, тоже роль институтов развития – это воспитание клиентов.

Банк объявил, что есть такой кредит. Приходит корпоративный заемщик, который владеет заправками практически по всему Ливану, говорит, что хочет поставить солнечные батареи. Банк отвечает: «Конечно, у меня есть клиент, который поставит вам «под ключ» солнечные панели». Они обсуждают проект, сначала переоборудуют одну станцию, посмотрят, какие будут показатели, достаточно ли будет солнечной энергии для работы насосов, освещения и всего остального на этих заправках. Оказалось, что все хорошо, и дальше интересно – возвращается этот корпоративный клиент и говорит: «Знаете, я же совершенно забыл, у меня по франшизе еще 100 заправок. Там работают маленькие предприниматели, можно ли им тоже в этом поучаствовать?» И таким образом банк, поработав с одним корпоративным клиентом, получил еще 100 клиентов в малом сегменте просто за счет того, что вот такая интересная технология. Они немного вышли за пределы стандартного подхода.

Снижение рисков и улучшение кредитного портфеля. Частично я уже об этом сказал, что сроки больше, и «длина» кредита больше, не нужно тратить много времени, чтобы обновлять портфель. Снижение рисков банкиры видят, когда они видят денежный поток от энергосбережения, и они начинают понимать, что действительно что-то здесь такое есть. Может быть, сразу на процентную ставку это не повлияет, но, как нам сказали банкиры на Кредитном комитете: «Мы ставим «плюсик», если это – энергоэффективность, этот клиент для нас лучше». При прочих равных, если все остальное тоже хорошо, это дополнительное преимущество, дополнительный денежный поток. Продвинутые банки нам сказали, что это возможность получать дополнительно непроцентный доход. Были у нас переговоры с одним крупным банком, у которого была поставленная менеджментом задача – увеличить непроцентный доход. Это значит, что надо увеличить комиссию.

Процентная ставка по кредиту у вас маленькая, но вы заплатите комиссию за то, что вы открыли дверь, закрыли, вошли, вам дали ручку, дали бумагу и так далее. Банк решил запустить для клиентов консалтинговую программу, то есть стал объяснять клиентам, на чем они могут сэкономить, давать им кредит, и за это объяснение брать с них комиссию.

Репутация и бренд. Здесь, скажем так, пока давление потребителей в России на финансовые рынки незначительно, роль репутации – это среди своих «величаться» каким-то красивым зеленым крестиком, или показать регулятору (но ЦБ тоже пока не просит), что «мы что-то делаем» в этом сегменте. Каких-то дополнительных выгод прямо сейчас это не приносит, но в будущем, безусловно, будет. Люди харизматичные, владельцы банков это понимают, они это хотят. В мандате государственных банков это уже есть – в стратегии Внешэкономбанка это уже написано, что будут работать над энергоэффективностью, у Газмпромбанка что-то тоже написано, у ВТБ и Сбербанка есть даже целый департамент, который занимается энергоэффективностью и рассматривает всяческие «зеленые проекты». На Западе очень хорошо капитализируется все, что касается «зеленых проектов», если у вас есть портфель, есть опыт, как это делать, то совершенно не возникает вопросов, зачем это нужно.

Несколько примеров. У шоколадной фабрики была задача резко нарастить объемы производства. Владельцы пришли за кредитом на новую линию производства шоколадных конфет – оценили рынок, увидели, что он растет, импортные конфеты дорогие, китайские есть никто не хочет, нужно производить свои и быстро, пока другие конкуренты не проснулись. Выяснилось, что у них удельное энергопотребление составило 33% снижения, и это позволило банку выдать им специальный кредит на энергоэффективность.

Таких проектов по подсолнечному маслу уже много на юге России. На Украине тоже много таких проектов. Производит компания подсолнечное масло, у нее остается шелуха подсолнечника в огромных количествах, чтобы от нее избавиться, они вынуждены платить достаточно значительные «экологические платежи», и все, что они сделали – это нашли котел, в котором всю шелуху можно сжигать. Я был в сентябре 2016 года на одном из таких производств, там стоит котел, в нем есть специальная итальянская горелка, которая позволяет сжигать эту подсолнечную шелуху в качестве топлива. Газ не нужен и никаких «экологических платежей» за отходы вы не платите.

Автомобильное производство. Это модернизация систем освещения: когда вы делаете какую-то качественную работу, у вас не только идут расходы на освещение, но еще вам критично качество продукции, поэтому освещенность рабочих мест и зрение сотрудников, условия, в которых они работают – все это сказывается на качестве. Есть прямые выгоды делать такие проекты, есть косвенные выгоды. С точки зрения экономики, там тоже все было хорошо.

И последняя тема. Это моя последняя работа, которую я выполнил в конце 2016 года. В Иордании есть много сложностей, страна маленькая, там нет полезных ископаемых, воды, людей живет около 9 миллионов, из которых 2 миллиона – сирийские и палестинские беженцы. Вообще, проблема с природными ресурсами. При этом они хотят развивать туризм, но для этого нужно, чтобы было чисто, чтобы была вода, чтобы хорошо работала транспортная система. Они разработали национальный план «зеленого роста». Правительство сказало, что они будут заниматься всем, что касается энергетики, воды, отходов, транспорта, сельского хозяйства и туризма.

Что можно сделать, чтобы появились какие-то финансовые инструменты, чтобы в этих сферах подтянуть все проблемы? На международном уровне, по Парижскому соглашению, Иордания обязалась обеспечить определенный уровень снижения парниковых газов, но для того, чтобы это сделать, своих денег не хватает, им нужно привлечь 12% от нужного откуда-то извне и еще довести долю возобновляемой энергетики до 11%. У нас, по-моему, 4%. Ну, Иордания – солнечная страна. И еще им нужно повысить энергоэффективность на 20%. Они приняли несколько законодательных актов, в которых расписали, что, кому и как нужно делать, и создали два фонда: Экологический фонд и Фонд энергоэффективности и возобновляемой энергетики.

Потребности в инвестициях составляют почти 5 миллиардов долларов, собственных средств – 500 миллионов. Там работала команда – я и мои коллеги. Мы оценили потенциал по нескольким направлениям. Получилось, что для достижения повышения энергоэффективности на 20%, нужно 200 миллионов долларов ежегодно, чтобы достичь этого к 2020 году. Очень большую долю энергоресурсов съедает транспорт – поэтому им нужно переходить на новый транспорт, на новые чистые виды топлива. Все топливо там импортируется, ничего своего нет. В зданиях высокое энергопотребление, как в частных, так и в общественных. По общественным зданиям можно было бы сэкономить 400 тысяч каждый год, коммерческие здания тратят очень много на кондиционирование. Солнечное кондиционирование здорово бы помогло, но это довольно дорогая технология. Еще одна технология использования солнца – это опреснение воды за счет солнечной энергии, это тоже интересная технология, но дорогая. Но там еще огромное количество домохозяйств не подключено ни к водоснабжению, ни к водоотведению. Нам с вами сложно представить, что у людей нет ни туалета, ни водопроводного крана в доме. Это беда, с которой им нужно что-то делать, и там потенциал в децентрализованных системах.

И вот «зеленый фонд» и его задача. Что нужно было сделать? Обеспечить доступ к финансированию международным источникам, нужно предоставлять гранты, потому что о других возможностях речь пока не идет, и техническую поддержку – консалтинг предприятиям малого бизнеса и некоммерческим организациям. Там очень много маленьких объединений, сообществ, которые занимаются речками, плантациями какими-то, фермерством и так далее. Нужно было обеспечить независимость фонда от министерства охраны окружающей среды, потому что оно использовало деньги фонда как аварийный кошелек, подход был совершенно несистемным. Так делать нельзя. И нужно было привлечь 20-30 миллионов в течение 2-3 лет, чтобы все сделать. В качестве примера у них были структуры, которые уже работают в Иордании. Это французское агентство развития AFD, которое выдает кредиты компаниям, домохозяйствам, они открыли кредитную линию двум коммерческим банкам и оказывают консультационную поддержку. Здесь вы видите, что АFD представляет кредитную линию коммерческим банкам – это Capital Bank и Cairo Amman Bank. Всего выдается 5 миллионов иорданских динаров, это около 6 миллионов долларов, которые идут на финансирование проекта. Либо производства, либо домохозяйства могут деньги получать. Еще есть cashback incentive, когда кредит выплачивается из специального европейского «зеленого» фонда, и тот, кто этот кредит брал, может получить частичную компенсацию, которая покрывает процентную ставку, и техническая поддержка происходит за счет гранта международной организации.

Но вот этот фонд – Зеленый фонд ЦБ Иордании – еще более интересный, надо бы подумать, чтобы сделать такой и в России. Центральный банк очень активно вливания делает. Центральный банк очень активен в Китае. Они оказывают не только регуляторное воздействие на систему коммерческих банков, но и также помогают имеющимся у них финансовыми ресурсами. То есть, Центральный банк Иордании открыл целевую кредитную линию на энергоэффективность и возобновляемую энергетику. Там сейчас участвует уже 5 или 6 банков из 12. Можно обратить внимание на то, что стоимость привлечения средств – меньше 2%, стоимость для заемщика – 5-6%. Это вполне привлекательные для них кредитные ставки, и этот проект достаточно успешен. Но здесь нет консалтингового компонента. Если бы он был, то объем финансирования был бы значительно больше.

На этом я хотел бы закончить, но перед этим стоит сказать, что инструментов много, и нам не нужно изобретать что-то свое, нам нужно брать лучшие варианты того, что работало в сходных условиях в других странах, многому учиться и учить тех людей, которые эти проекты будут внедрять, потому что потенциал рынка у нас огромный, это такая ситуация, когда говорят «win-win-win», то есть это абсолютно всем выгодно: кто проект делает, кто его финансирует, и кто эту схему создает. На этом я закончу.

Борис Долгин: Большое спасибо. Вопросы?

Вопрос: Есть ли у нас в стране какие-то субсидии, государственная поддержка на энергоэффективность?

Максим Титов: У нас были государственные программы с субсидиями, но сейчас... Денег нет. Насколько мне известно. Может быть, на региональном уровне и есть, но мне не известно об этом.

Вопрос: На 2015 год цель по возобновляемым источникам энергии была 2,5%, и вроде бы она не достигнута. Как вы считаете, 4,5% могут превратиться в гораздо меньшую цифру? Есть ли прямая зависимость успешности такого внедрения «зеленых финансовых инструментов» на нашей территории или нет? Мне кажется, что у государства должна быть более амбициозная цель, чтобы это все сработало.

Максим Титов: Цель оправдывает средства. Или средства оправдывают цель. В моем представлении, говоря о возобновляемой энергетике, то там на первом месте должно быть все, что касается отходов, ведь промышленных отходов у нас столько, что мы можем, наверное, десятилетиями получать энергоресурсы за счет них. Что касается ветряков и солнечных панелей, то, на мой взгляд, это уместно там, где нет сетей, нет доступа к газу или к электрическим сетям. То есть, если у вас автономные регионы, то ветряк или дизельная установка решает задачу очень быстро и эффективно, а специально «городить» ветроэнергетику только для того, чтобы она красиво выглядела где-то на дамбе... У нас был проект в Санкт-Петербурге, когда на дамбе стоят ветряки. Как при подлете к Копенгагену. Но зачем ветряки, если у нас есть атомная станция? Я недавно разговаривал с министерством экономики и очень хорошо их понимаю: у нас есть огромные мощности, они уже сейчас загружены, а пройдет время, и они будут недозагружены. Надо выводить старые неэффективные мощности и замещать их новыми, и в этот момент нужно подумать, нужны ли централизованные системы теплоснабжения в больших городах, или можно переходить к автономным? Это настолько стратегический вопрос, который требует академического подхода, академики должны все это считать и думать, очень серьезно. Мне кажется, что шашкой здесь опасно махать.

Вопрос: Я правильно понимаю, что вы считаете строительство мусоросжигающих заводов и сжигание отходов одним из видов...

Максим Титов: Про мусоросжигание я ничего не говорил, я говорил про отходы. Я приводил пример по шелухе подсолнечника, никаких там сложностей нет. Если говорить об индустрии, где остается большое количество древесной пеллеты, то существует рынок этих пеллет. Недавно еще этого рынка не было, а сейчас человек из института, который занимается лесом, сказал мне, что за 10 лет в России возник рынок стоимостью более миллиарда долларов только этих пеллет, а это совершенно чистое производство, с точки зрения теплоемкости и энергоемкости. Просто про сжигание мусора я ничего не говорил.

Я был в Дании 10 лет назад, в достаточно крупном муниципалитете, там весь мусор сначала сортируется, потом то, что никуда уже нельзя рассортировать, привозится в котельную и там сжигается. Остается меньше одного процента очень вредных веществ, которые захораниваются в какие-то соляные шахты. Теоретически технологии существуют, другое дело, что стоимость их очень высокая. У нас есть компания, которая построила в Оренбургской области солнечные батареи. Я спросил их финансового директора о результатах, и он был очень доволен, все нравилось, экономия хорошая, а на вопрос про мусор он уже ответил, что при существующих тарифах они не будут этого делать, это пока не выгодно.

Вопрос: А вот про цифру 4,5% ВИЭ...

Борис Долгин: Прошу прощения, но я не очень понимаю, насколько значимо то, какая цифра в процентах там будет стоять? Будет ли это играть какую-то реальную стимулирующую роль для развития или будет куда большую роль играть применение современных инструментов?

Максим Титов: Я и хотел сказать, что я недостаточно квалифицирован, чтобы сказать, что 4,5% – это хорошо или плохо. Мне кажется, что, если у нас основная масса энергоресурсов идет от других источников, то ожидать какого-то рывка не стоит, и, может быть, это и не нужно. Давайте делать возобновляемую энергетику там, где в ней есть потребность. Автономные системы энергоснабжения – для удаленных регионов. Это очень важно. У нас в стране до сих пор есть районы, где нет газа. Давайте, там это сделаем.

Борис Долгин: Считаете ли вы целесообразным использование каких-то специальных тарифов для возобновляемой энергетики или каких-то обременений для предприятий, чтобы какой-то процент энергии брать из возобновляемой энергетики? И прочие такие стандартные, используемые в разных странах методы?

Максим Титов: Пряники или морковки я люблю больше, чем кнуты. Какая-то комбинация всегда нужна. Мне кажется, что вот уже сейчас есть оборудование, которое в России не производится. При всех наших разговорах о локализации тригенерационную установку мы не можем произвести. Все равно она будет импортной. И когда она импортируется из Германии, при существующем курсе евро или доллара, никакая процентная ставка, никакой срок окупаемости не интересен коммерческому банку, потому что все это слишком долго происходит. Значит, что на оборудование, аналогов которому в России не производится, должны быть очень низкие импортные пошлины. Для того, чтобы локализовать производство этого оборудования здесь, иностранные производители должны получить такие преференции, чтобы они сюда пришли, построили здесь и передали технологии, чтобы у нас это появилось. Вот это обязательно нужно делать. Когда оборудование производится здесь, оно дешевле, его легче обслуживать, создается цепочка поставок и поставщиков. В это я очень верю.

В какие-то наказания и принудительные рисования процентов я верю меньше. Еще важно, чтобы была поставлена задача. Когда был Федеральный закон об энергосбережении, всем регионам была поставлена задача последовательно снижать энергопотребление. Эта задача была очень важна, но им задачу поставили, а ресурсов не дали, и крутись как хочешь. Тебе, с одной стороны, надо, чтобы население было радостно и довольно, а с другой стороны, надо снижать энергопотребление, да еще и денег не дают.

Борис Долгин: Отчасти поэтому я и усомнился в том, что важно увеличить цифру, до которой надо довести, а не принять какие-то конкретные стимулирующие меры. Еще вопросы?

Вопрос: Еще немного о цифрах. Вы сказали о 30% – это гарантия успеха энергоэффективности? И применительно к крупным предприятиям, к малым – где находятся эти 30%? Пример, если можно.

Максим Титов: 30% – это очень здорово, но если говорить о частных промышленных предприятиях, средних и крупных, то они уже прошли тот этап модернизации, когда можно было достичь эти 30%. Условно говоря, они с оборудования 19-го века перешли на оборудование 21-го века. Игорь Башмаков из Центра энергоэффективности хорошо говорил по этому поводу, что такого драматического снижения удельного энергопотребления больше достигнуть не получится, потому что уже стоит оборудование 21-го века, и с ним снижение будет около 5%.

Но это уже хорошо, нужно, чтобы они продолжали это делать. Это такая же полезная привычка, как чистить зубы. В рамках программы, о которой я рассказывал, с коммерческими банками, был замечательный производитель пирожков. Мы даже фильм делали с владельцем. Он говорил: «После того, как вы нам показали, сколько мы сэкономили, установив быструю заморозку, мы теперь все свои инвестиционные проекты оцениваем с точки зрения снижения энергозатрат». То есть, человек теперь понимает, зачем это нужно было делать. Может быть, мы где-то и достигнем 30%, но, если везде будет 15%, то это будет здорово. Международные организации требуют минимум 15% удельного снижения энергопотребления, когда есть международная кредитная линия коммерческому банку.

Борис Долгин: Спасибо. Я попробую еще задать вопрос. В чем вы видите своего рода угрозы в работе с этой тематикой? Где можно было бы ожидать решения, скорее, создающие проблемы движению к энергоэффективности, ресурсоэффективности и так далее? То есть, какие решения могут быть ошибочными, но с какой-то конъюнктурой могут быть приняты?

Максим Титов: Я думаю, что это такой вариант, который мне представляется маловероятным. Но я думаю, что, чем мы больше эту тему отодвигаем на второй план, забываем про нее совсем, тем больше риска, что, когда мы вдруг захотим к ней вернуться, это будет очень сложно сделать. Как я уже говорил про частный сектор, они там лучше понимают вопрос операционных затрат. Там прогресс происходит, с бюджетным сектором сложнее, с инфраструктурой тоже очень большие сложности. Но это такая тематика «зеленых проектов», «зеленого финансирования», на которой, когда на международном уровне мы ее представляем, даже на уровне стран-участниц Парижского соглашения, мы хорошо выглядим по сравнению с другими странами. У нас есть снижение энергопотребления. Просто нам есть, куда дальше двигаться, есть возможность для того, чтобы привлечь туда инвесторов, возможность привлечь туда поставщиков, есть возможности для бизнеса очень большие. И пока я вижу, что у нас декларируется приверженность всем этим целям. На уровне государства есть поддержка. Просто нет денег.

Борис Долгин: А не будет ли такое огромное количество словесных инвестиций при отсутствии денег, скорее, дискредитирующим идею фактором? Не станет ли это примерно как со словом «модернизация», «инновация»? Я совершенно серьезно говорю, просто, когда о чем-то говорится, это, с одной стороны, может быть хорошо в том смысле, что концепция может проникнуть в головы, но, если при этом говорится «на это нет денег», плюс выдвигаются требования к регионам, которые не обеспечены инструментами, не происходит ли дискредитация идеи?

Максим Титов: Я с вами согласен. Я помню, когда слово «энергоэффективность» звучало из каждого утюга, когда был принят Федеральный закон 2009 года, моя бабушка мне сказала: «Я теперь понимаю, чем ты занимаешься, какой ты замечательный, надо Медведеву про тебя написать» и так далее. И тогда, как мне кажется, эту тему «заболтали», это было где-то на рубеже 2011-2012 года.

Тема энергоэффективности была «заболтана», и еще было ощущение, что если будет «энергосервисный контракт», не буду сейчас в это вдаваться, то можно будет ничего не делать. Мы, как Иванушка, сядем на печку и поедем, а все проблемы будут сами решаться. Этот рубеж мы прошли и мне кажется, что сейчас идет нормальная работа. Болтовни стало меньше, но, если мы посмотрим на статистику по энергоэффективности, то мы хотели к 2020 году на 40% повысить энергоэффективность, и министерство энергетики говорит, что 20% мы точно сделаем. Мы поставили планку высоко или мы не оценили свои возможности? Но, тем не менее, мы сделали уже 20%, это довольно много.

Борис Долгин: В сегодняшней ситуации некоторых нарушенных связей какие инструменты взаимодействия с международными финансовыми организациями или с двусторонними и многосторонними финансовыми организациями, которые могли бы в этом помочь, остаются? Вот послушает лекцию представитель некоего предприятия и захочет сделать для себя практический вывод?

Максим Титов: Да. У России, если брать наши международные экономические отношения и экологические отношения, тематика климата, энергоэффективности и «зеленых технологий» – это та тематика, которая нас практически со всеми соединяет, и мы здесь достаточно легко, несмотря на все остальные сложности, находим общий язык, если говорить об Арктике, например. Всем понятно, что такое экология в Арктическом регионе, если говорить о каких-то чрезвычайных явлениях в мире, которые чреваты большими экономическими потерями. Это всем понятно, и нам это понятно, у нас абсолютно одинаковая позиция, гораздо больше совпадений, чем противоречий. И на этом фоне, мне кажется, работа идет, я просто не знаю, может быть, нам недостаточно рассказывают, чтобы эти международные финансовые инструменты заработали в России – те, которые касаются экологии.

Как я уже сказал, Россия предлагает в Глобальный экологический фонд 200 миллионов на Арктику и так далее. Мы каждый год вносим в ООН в определенные фонды средства на различные регионы. Скажем, на регион Юго-Восточной Азии – острова, которые подвержены торнадо и штормам, мы финансировали систему раннего предупреждения чрезвычайных ситуаций. Потому что у нас сильная метеорологическая школа, есть сложное оборудование. И опять же на сайте Министерства финансов я с трудом нашел эту информацию, где они скромно об этом говорят – что в таком-то году потратили 15 миллионов долларов на это. Если говорите, что мы и другим помогаем, не только для себя просим помощи – это даже вопрос пиара, если хотите.

Борис Долгин: Спасибо большое! И хочу напомнить, что у нас этот подцикл, проводимый совместно с Европейским Университетом в Санкт-Петербурге продолжается, на следующей неделе будет целых две лекции. Первая из них пройдет во вторник, это будет известный российский политолог, представитель политической науки Владимир Яковлевич Гельман, тема его лекции – «Миссия невыполнима: почему не удаются технократические реформы?». Она будет о том, какие в этих реформах должны быть важные моменты, чтобы они удавались.

 

 

Аннотация

Ещё в 2007 году в докладе Всемирного банка «Энергоэффективность в России: скрытый резерв» приводилось такое сравнение: «...объем неэффективного использования энергии в России равен годовому потреблению первичной энергии во Франции. Для реализации потенциала повышения энергоэффективности необходимы инвестиции частных и государственных организаций, а также домохозяйств в размере 320 млрд долл. США».

С тех пор оценки аналитиков каждый год дают нам разные цифры. Так, только объем бюджетных ассигнований на государственную программу «Энергоэффективность и развитие энергетики» предусмотрен в размере 85,5 млрд рублей. Вместе с тем, такие направления как модернизация существующих производств, повышение энергоэффективности инфраструктурных объектов, транспорта, жилых и общественных зданий, являются крайне капиталоемкими задачами, и не могут быть решены только за счет бюджета.

Как же привлечь внебюджетные источники для финансирования проектов в сфере чистой энергетики и энергоэффективности? Для этого России необходимо активно применять инструменты «зеленого» финансирования — на сегодняшний день этот сектор финансового рынка в нашей стране только развивается. Программы банковского кредитования, проектного финансирования, револьверные и гарантийные фонды, выпуск «зеленых» облигаций, — все эти инструменты уже известны в мире, необходимо как всегда выбрать именно то, что подходит нам, и внедрить.

Обзор мировой и российской практики применения «зеленых» финансовых инструментов представит Максим Титов — исполнительный директор исследовательского центра ENERPO Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Максим Алексеевич Титов с 2003 по 2015 год работал в группе Всемирного банка, отвечал за разработку и внедрение программ по стимулированию инвестиций в энергосбережение. Максим был одним из первых, кто в 2005 году начал развивать направление финансирования энергоэффективности через коммерческие банки и лизинговые компании в Северо-Западном регионе России. В дальнейшем география работы Максима включала в себя Азербайджан, Армению, Белоруссию, Казахстан, Россию, Украину, а также Балканы. В последние 4 года Максим занимался развитием инвестиций в энергоэффективность в Египте, Иордании, Ливане, Марокко, Пакистане и Тунисе.

До перехода в группу Всемирного банка М. Титов работал юристом крупного международного холдинга, а также в российском представительстве международной юридической компании.

М. Титов является выпускником юридического факультета СПБГУ, впоследствии закончил специальные программы повышения квалификации в сфере экономики изменения климата в университете г. Кембридж (Великобритания), управления проектами в университете Джорджа Вашингтона (США), а также управления бизнесом в бизнес-школе INSEAD (Франция). Владеет английским и французским языками.