Что не так с геолокационными играми, или как радикальные арт-проекты остались в рамках публичных приличий?
Костантин Глазков, научный сотрудник СИ РАН - филиала ФНИСЦ РАН, департамент социологии НИУ ВШЭ, Москва.
Исследование выполнено в рамках гранта РНФ №17-78-20164.
Истоки возникновения геолокационных игр (например, Pokémon Go) берут начало из радикальных концепция 60-70-х по переустройству навязанного сверху города в «жизненное, поэтическое измерение», полное «проявлений спонтанности и социабельности». Возможности геолокационных медиа в конце 90-х были восприняты как ресурс для достижения долгожданной цели по «реколонизации реального мира». Первые продукты в области locative media начала 2000-х больше напоминали арт-проекты, которые позволяли переосмыслить такие вопросы, как: «что значит найти свой путь в городе», «какие паттерны мы воспроизводим», «что значит спонтанная встреча». Позднее, начиная с 2007 года, технология геопривязки была задействована в социальных сетях, таких как Gowalla и Foursquare. Казалось бы, последующее внедрение этой технологии демонстрирует повсеместную необходимость location-aware сервисов, от мобильных банков до платформ для обмена вещами, а игровое приложение Pokémon Go, где геолокация является ключевым принципом игровой механики, за год существования скачали 750 млн пользователей. На деле мы наблюдаем, что повсеместное использование геолокации не приводит к переустройству социальных отношений, а скорее делает эти отношения более предсказуемыми и ограниченными. На примере рассмотрения игровых действий в геолокационных играх Ingress the Game и Pokémon Go мы продемонстрируем, как игровая активность реализуется в разных частях города и корректируется с учетом сложившихся публичных приличий в обращении с мобильными устройствами. В результате мы наметим направления, по которым развиваются социальные отношения при участии геолокационных технологий, а также некоторые сторонние эффекты, далеко выходящие за пределы игр.